481*. В. А. Теляковскому

7 апреля 1915

Глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич!

Ваше прекрасное, теплое письмо, еще раз свидетельствующее о Ваших добрых чувствах к нашему театру и ко мне в частности, меня очень и очень растрогало, и я Вам очень и очень благодарен1. В наше жестокое время порывы доброго и чуткого сердца особенно редки и дороги. Я не забыл Вашего внимания и доброго порыва во время моей болезни, не забуду его и теперь. Буду ждать случая, чтобы в свою очередь на деле быть Вам полезным.

   Чехов говорит про прессу и публику: "Когда хвалят, приятно, а когда бранят, то два дня чувствуешь себя не в духе"2 И мы два дня чувствовали себя не в духе, тем более что публика была очень навинчена, вооружена против спектакля и демонстративно кашляла и не слушала. Теперь все входит в норму, публика отлично слушает и начинает хвалить спектакль. Первое время, вероятно, рецензии отразятся на сборах, как это всегда бывает в нашем театре, но к будущему сезону -- надеемся -- спектакль полюбится публике и утвердится в репертуаре.

   Конечно, мы привезем Пушкинский спектакль в Петроград, где нас ждет еще большая ругань.

   Но на этот раз мы будем чувствовать себя не в духе лишь один день. Конечно, в спектакле много недостатков и до многого мы не доросли. Но в годы войны хотелось оправдать себя большой и важной работой и, если мы пострадали за это,-- ничего, и даже хорошо пострадать в тяжелые годы всеобщего бедствия.

   Тем более дорого мне Ваше письмо, которое я сохраню на память. Питаю надежду увидеть Вас в Петрограде, лично поблагодарить и за письмо и за гостеприимство, а пока прошу Вас передать мой почтительный привет Вашей уважаемой супруге и принять и поверить моим уверениям в моем глубоком и искреннем почтении к Вам.

   Готовый к услугам

К. Алексеев (Станиславский)

   1915 --7 --IV Москва

   NB. Я получил ваше письмо только сегодня утром, т. е. с большим опозданием.

На вопрос: "В чем вы спите?", Мэрилин Монро, не задумываясь, отвечала: "В "Шанели № 5".