282. Л. Я. Гуревич

9 мая 1908

Петербург

Дорогая и глубокоуважаемая

Любовь Яковлевна!

   Прежде всего великое спасибо за Ваше откровенное письмо. Я никогда бы не догадался о таком душевном состоянии Ольги Николаевны1.

   Во время тяжелой работы человек занят сам собой. Особенно актер, на котором висит весь репертуар. Я прислушиваюсь к каждому биению своего пульса и дрожу за свое здоровье. Жду не дождусь того времени, когда мне можно будет хворать. Теперь я не имею на это права. Я должен для дела и товарищей довести сезон до конца. Но сил нет совсем. Болезнь меня утомила.

   Кроме того, в театре все запоздало. Репертуар не решен, материал по "Ревизору" не собран, роли не распределены, бюджет не сделан, условия с актерами -- тоже (а во вторник труппа разъезжается), отчет не готов. Общего собрания пайщиков еще не было, и мало ли еще неоконченных дел. Вот почему мой день проходит так: с 12 до 5 на заседании (в дыму папирос). В 5 ч. обед, в 6 1/2 ч. в театр, когда играю, или опять заседание. Ложусь не ранее трех, и так ежедневно, и все-таки не успеем сделать всего, и мне придется засидеться в Москве до 15 июня, так как я не имею права уехать из Москвы, не заказав всей монтировки трех пьес будущего сезона. Пока установлена только одна.

   За все это время я был раз у Ольги Николаевны, раз у Бильбасова, раз у Стаховича по делу театра и вчера слушал новую пьесу, специально написанную для нашего театра. Больше я ни у кого не был. Сегодня я дрожу перед вечерним "Штокманом". Завтра я рассыплюсь и полдня буду лежать, хотя должен объехать музеи, лавки и другие места, где высмотрел материал для "Ревизора". Вечером в 10 час. я должен быть на вечере "Шиповника", так как Гржебин отказался от печатания "Синей птицы" до будущего года, чтоб не выпускать пьесу до ее появления на сцене. Если мне не удастся убежать рано оттуда, мне кажется, я буду не в силах сыграть Штокмана в воскресенье утром. В понедельник утром -- общее собрание пайщиков. Вечером я играю "Горе от ума". Во вторник утром отпуск труппы и распределение занятий до 1 июня. Вечером "Вишневый сад".

   Итак, остается один вечер -- в воскресенье.

   Жена уже условилась с Ольгой Николаевной по поводу вечера воскресенья.

   Если и Вы соберетесь к нам обедать, буду счастлив. Если б О. Н. прочла свою пьесу в этот вечер, был бы очень рад.

   Я боялся утруждать ее этой работой, хотя очень интересуюсь пьесой. Я думал, что это утомит ее.

   Кроме самого нежного чувства к О. Н. и еще большей любви, -- я ни в чем упрекнуть себя не могу.

   Вполне понимаю ее чувство, оно еще больше трогает меня и привязывает к О. Н., но жаль, что она не может отдать себе отчета в той нечеловеческой работе, которую я несу через силу в конце утомительного сезона, в котором львиная часть работы пала на меня одного. Ей-богу, я едва стою на ногах. Постараюсь заехать сегодня к О. Н., но не знаю, хватит ли у меня на это сил.

   Благодарю Вас за откровенное письмо и надеюсь на то, что Вы поможете мне выяснить милой О. Н. роковое недоразумение.

Сердечно преданный

К. Алексеев

На вопрос: "В чем вы спите?", Мэрилин Монро, не задумываясь, отвечала: "В "Шанели № 5".